Две контрастные экспозиции - в лондонской галерее "Хэйуорд".

В лондонской галерее "Хэйуорд" открыты две довольно контрастные экспозиции: небольшая выставка Анн Софи Сиден, посвященная жизни чешских проституток после "бархатной революции", и довольно большой вернисаж классика немецкого модернизма Пауля Клее. Стоит посетить обе выставки хотя бы для того, чтобы понять разницу между тем, что называлось искусством вчера, и что называется этим словом сегодня. На экспозиции, посвященной проституткам, все представлено на экранах телемониторов: бесконечные интервью с женщинами, вынужденными зарабатывать хлеб продажей своего тела. Приходит на ум проходящий в эти же дни в Лондоне показ пластиковых мумий доктора Гюнтера Хагенса, где представлены тоже тела, правда, с ободранной кожей, среди которых есть и тело беременной женщины с семимесячным эмбрионом. Что поделать: публику интересует и тело, и его препарированный вариант. В обоих случаях соблюдается законность: чешские проститутки уверяют, что с документами у них все в порядке, а профессор Хагенс имеет документы на каждый выставленный им труп - бывшие обладатели тел завещали или продали свои останки по всем правилам коммерции. Вопрос - при чем же тут искусство? Анатомия человека, как и социальные проблемы проституции, ранее числились по другим ведомствам. Но, как выясняется, современное искусство является таковым только в том случае, если не имеет ничего общего с искусством вчерашнего дня. Посетив выставку Пауля Клее, убеждаешься, что все в мире относительно. Будучи в свое время совершенно нетрадиционным и авангардным, сегодня, на фоне трупов и интервью с проститутками, он производит впечатление старого доброго мастера. Репродукции не в состоянии передать очарование ручной работы, этих тщательно вырисованных перышком линий, глубоко продуманных мазочков на небольших листах его графики и живописи. Клее - экспериментатор, но среди современных ему экспериментаторов - например, Василия Кандинского, с которым он дружил и вместе преподавал в Баухаузе. У Клее эксперимент - еще более лабораторный опыт, чем у Кандинского. Бесконечные вариации сходных графических и живописных сюжетов, разрабатывающих абстрактные или схематизированные фигуративные темы, напоминают пробы и анализы научного исследования. Однако в них на самом деле нет сухой рациональности, которая, кажется, должна была бы пронизывать труды теоретика, - а Клее был именно теоретиком нового искусства. Каждый опус - это и новая техническая идея, и новый поворот чувственного выражения. Поневоле приходит на ум Леонардо да Винчи и его манускрипты, в которых никогда не знаешь, чему больше удивляться - смелости научной и инженерной мысли или изяществу и силе рисунка. Работы Пауля Клее мерцают таинственной патиной, как будто сделаны они в доисторические времена. Как будто это не произведения искусства ХХ века, а какие-то протошумерские письмена, исполненные примитивным инвентарем первых цивилизаций. Удивительно, что вчерашние пионеры новых движений в искусстве испытывали такую неистребимую тягу к архаике. Сегодняшнее возрождение мумий в руках профессора Хагенса, увы, никакого Египта не напоминают. Об этом сообщает BBC.